Укок. Битва Трех Царевен - Страница 2

В книге Игоря Резуна «Укок. Битва трех царевен» люди — всего лишь послушные игрушки стихий, и есть закон: выживает сильнейший — спасают его, а не социально защищаемых калек. На передний план выходят крепкие, сильные, молодые. На сцене — природа, а не мораль и человечность.

Но мимолетные экскурсы в прошлое заставляют видеть пространство в разрезе времени — восприятие получается многомерным, глубоким, насыщенным невидимым глазу контекстом и неслышной уху музыкой, а это важнее и несравненно увлекательней, чем пресный гуманистический подход. Ведь мы начинаем видеть и понимать взаимосвязь эпох, суть которых тоже — стихия. Стихия времени.

…Но все же нас изумляет то, что мы видим, как треугольник Улльры — равнобедренная сила добра под названием Симорон с лязгом заключается в прямоугольную жестокость квадрата Зла. Как такое могло случиться?

Может быть, как поет Мумий Тролль «все нечестно так, только вот, наверно, интересней»?.. Что ж, цена настоящих приключений немаленькая, а чудеса требуют жертв. Впрочем, довольно домыслов, концовка все расставит по своим местам, благо до нее путь неблизкий.

Но лучше ответы ищите по пути, в книге… и, уверяю вас, обрящете.

Акт третий. Сцена третья. Те же и Аффтар жжот

«Снимать энергетические удары, нейтрализовывать вампиров, прочищать чакры, оптимизировать ауру» сейчас способны многие.

Но способны ли они создавать такой мир, в котором вечерний «город зачах», мир, где вскапывание огорода превращается в сакральное жертвоприношение («вонзить острое жало лопаты в черное живое тело дачной гряды»), а прямо на вас мчится «лязгающий червь поезда». В общем, братья Люмьер отдыхают…

И даже обычный флирт в этой книге превращается в бой. Затаив и так доселе прерывистое дыхание, читатель с ужасом и жалостью ждет, как пиратский бриг мерзкого писателя эротических рассказов Термометра возьмет на абордаж стройный корабль юной Людочки-верблюдочки.

— Ну… это так красиво, что вы рассказали. А… ну, а как это… что это, то есть, значит?

— Это значит, милейшая Людмила, только одно, что в своем познании мира ограниченный человек видит лишь результат, конечную цель, а настоящий мыслитель видит только точку Начала Пути, бесконечный процесс, ведущий к совершенству.

В текст книги хочется зарыться, словно алчный брат Али-бабы в сокровища. Хочется перебирать слова и рассматривать их на свет, вгрызаться в некоторые, да так, чтобы сок стекал по подбородку. Впрочем, временами попадаются слова — ядовитые змеи, на которые пару секунд смотришь как парализованный, а потом с воплем ужаса отбрасываешь — и все тело передергивает от омерзения. Страшно…

Но потом о страхе вновь забываешь.

Да и как не забыть, купаясь в роскоши, пропуская сквозь пальцы дорогую ткань метафор и любуясь резной поверхностью описаний, погружая все пять органов чувств в изысканно-нежный шербет внутреннего мира героев, оттененный горьковатым привкусом будущих событий, но от того даже более сладостный. Как не забыть обо всем, наслаждаясь тонкой выделкой речи, гулкой акустикой символов и аллюзий. И, скажите, КАК, пригубив искрящийся коктейль остроумия, не забыть то самое кодовое «сим-сим откройся», которое позволяет выбраться из пещеры (читай: из книги)?

Так что повторяйте за мной: «абсурд, выдумки», «реальная жизнь совсем другая», «так не бывает»… Если после произнесения этого заклинания вы услышите скрежет силы воли, то сможете закрыть книгу и перевести дух.

Но берегитесь, если не получится… через какое-то время прибудут сорок разбойников с неуловимо знакомыми лицами и вас ждет УКОК.

Полный Укок.

Изменчив ли круговорот
Всего, что мир образовало?
То радость, то беда грядет…
Каким бы ни было начало,
Все будет под конец наоборот.

...

…Здесь бывает так тихо, что слышно, как шепчутся высокие, тонколистые травы и голубенькие эдельвейсы. Но чаще всего дует, завывая, какой-то потусторонний, мрачный ветер. Когда эти пространства скованы снегами, тут минус пятьдесят. Летним днем земля морщится от жара, а ночью падает град. Здесь все нереально и странно; это чулан мира, куда Бог свалил все ненужное, но почему-то до сих пор хранимое в забытье.

Здесь ходил, прихрамывая, кривоногий человек с длинной веревкой бороденки — Чингисхан, проведший тут со своим войском одну зиму; здесь брели, преодолевая кручи, караваны Великого Шелкового пути. Здесь сходились границы трех великих империй — китайской, монгольской и российской и бесконечных тюркских владений. Здесь сталкивались, не побеждая друг друга, четыре мировых религии: смиренное конфуцианство, задумчивый буддизм, дремотное православие и воинственный ислам. А жители прилегающих мест до сих пор поклоняются духам, верят, что из деревьев ночами, по повелению Эрлик-хана, выходят мэнквы — бывшие боги, нескладные и глупые, годные лишь для того, чтобы вселиться в мертвое тело, да выполнять грубую работу, или веками молчать в древесном обличье. Здесь над ручьями трепещут на ветру обвязанные ленточками ветви деревьев — бурханов, у которых каждый остановится и постоит в благоговейном молчании. Здесь несколько тысяч лет назад нашла свое последнее прибежище загадочная принцесса-шаманка, пришедшая из страны пустынь, женщина с лицом нубийки, не похожим на плоские овалы здешних жителей, и с несоразмерно большими ступнями ног, что тоже считалось признаком ее царственного, мистического происхождения — эти ноги не боялись ни холода, ни углей, ни стального клинка. Рерих считал, что отсюда начинается вход в Шамбалу. В этом затерянном мире неуютно ощущают себя люди, но зато прекрасно сосуществуют кони, растения и птицы.