Укок. Битва Трех Царевен - Страница 138

138

Шел тысяча четыреста сорок второй год Лунной Хиджры, и милостивый Аллах накрыл этот уставший мир сном. Правда, он сделал это не везде: где-то на минаретах муэдзины выпевали слова утреннего намаза, а где-то правоверные мусульмане готовились к намазу вечернему, и на коврах мечетей росли горы снятой обуви — от дорогих босоножек со стразами до дешевых китайских тапок.

И большую часть нашего мира накрыла ночь — архетип Тьмы, изначального Ничто. Эта Тьма, родившаяся из Хаоса, породила бога смерти Танатоса и бога сна Гипноса, нимфу Немесиду и ее великого спутника Мома. Дом ночи находился в безднах Тартара, и оттуда она поднималась к людям, благоухающая магнолиями или обжигающая злой якутской вьюгой, принося отдых истомленным душам и давая работу телам, ожидающим ее, чтобы проникнуть друг в друга; спуская флаги на государственных учреждениях (там, где про это знали). И египетская ночная барка Месексет выплывала, хлюпая веслами по маслянистой воде, из подземного мира, где она шла долгим путем Дня.

Ночь справедлива. В этом ее сила. Ночь часто отвечает возмездием за нанесенные людьми друг другу обиды. Ночь неминуема, как наказание Немесиды, или Адрестии Неотвратимой. И ее атрибуты: весы, уздечка, плеть, крылья, колесница, запряженная грифонами, — отражались во снах тех, кто совершил Зло или готовился совершить, пострадал от Зла или был предназначен для его безжалостной расправы.

В Лондоне Биг-Бэн пробил десять вечера. На Трафальгар-сквер засыпали раскормленные туристами голуби, а в замке сэра Реджинальда вся его компания: Мими, сам сэр Реджинальд, его рыжебородый русский друг и полдюжины экзальтированных дам из «Ассоциации Сары Фергюссон» — весело выплясывали босиком на углях разожженного в середине двора костра: русский маг обучал британцев процессу разжигания Внутреннего Огня, призвав на помощь умение покорять огонь внешний.

В Париже было одиннадцать ночи. В госпитале Леннека, на рю де Севр, все еще зашивали искромсанное осколками лицо Марики Мерди — это была уже третья операция, женщина осталась жива, хотя врачи не давали гарантии, что отныне она будет ходить и видеть.

Из отеля «Ritz» увезли в черном мешке труп коридорного, убиравшего номер-люкс на третьем этаже, недавно покинутый парой из Ливана. Говорили, вороват был коридорный, любил шариться по чемоданам постояльцев, вот Бог и приметил его. А умер он странно: вдруг перестал дышать, хотя горло его осталось чистым.

В издательстве «Ad Libitum», на улице Шампобер, кипела работа в корректорском отделе. Не считаясь с профсоюзными требованиями об охране труда, готовили к изданию очередную серию «SIMOfores», состоящую из произведений наиболее популярных русских философов. Утром сотрудники, знавшие крутой нрав Майбаха, готовились терпеливо выполнять недавний приказ: выпрыгивая из машин, снимать в холле обувь с правой ноги и погружать ее в почти ледяную воду, добытую из глубокой скважины на Марне.

Входила в свою дешевую квартирку в «социальном ломе» Нанси комиссар полиции Ву Линь, мечтая только об одном: залезть в душ, чтобы смыть сальность потных тел, побывавших на ней за эти недолгие четыре часа в борделе.

Брал за локоть нежного Пяста, поляка Алеся Радзивилла, одинаково охотно спавшего и с женщинами, и с мужчинами, высокопоставленный чиновник Департамента полиции Иль-де-Франс Аристид Неро. В эту ночь они сняли для утех роскошный номер в отеле «Император» неподалеку от Вандомской площади.

В Новосибирске, находящемся на одной долготе с Дели, было три ночи. Самое время сна. И многие, действительно, спали.

Спала Юлька, вцепившись в Андрея, как в спасательный круг, вплетясь в него ногами, руками, приникнув к щеке. А над входной дверью их квартиры мерцала дешевая сувенирная подкова «щастья» из пластика, посылая от встроенного в нее передатчика равномерные сигналы радиомаяка в ночной эфир. Если бы только кто-то с повышенной степенью магических способностей подошел к двери, подкова бы взвилась тревогой. Но все было тихо, и она, можно сказать, тоже дремала.

Спала в своей общежитской комнате Людочка. Тело ее еще потряхивало последним возбуждением мандрагоры. Девушка ворочалась в кровати, переживая почти наяву безумные фантазии плотских утех Принцессы с сильными, прекрасно сложенными обнаженными юношами. В пятистах метрах от нее Ирка, спящая в маленькой комнатке, видела сон о том, как ее башибузуки, уже выросшие и стройные, увозят ее, лохматоседую и беззубую, на инвалидной коляске в дом престарелых. Это был ее постоянный страх, приходивший каждую ночь. Скоро она проснется от него с криком, пойдет на кухню и, стоя голой у окна, будет жадно пить воду, стуча зубами по стакану.

Спали Мирикла и Патрина — наконец вместе, тоже обнявшись, в постели приюта Святой Терезы, в отдельной комнате с цветком вербены на окне. Спали просто, без сновидений, ибо и так много чего было у них в последние дни, чтобы беспокоить мозг мыслями об этом еще и во сне.

А сестра Ксения спала на втором этаже (она была дежурной), содрогаясь от одной мысли о своей наготе под ночной рубашкой из плотного шелка, четко контролируя свой чуткий сон и неторопливо размышляя, отчего именно ее Господь призвал для выполнения этой миссии — спасения последней Цыганской Царевны на этой земле.

Примерно такие же мысли владели сейчас спящими в таборе цыганом Лойко и бабой Санной. Но владели по-разному, в меру их житейской мудрости. Да только сестра Ксения этого не знала.

138